Музей аджимушкая

Исупова М. А., учитель литературы

Герои Аджимушкая

Из камня и любви, огня и стали –
Здесь эти люди монументом стали.
Над головами их слепое небо,
Не разберешь сперва: где быль, где небыль.
Прислушайся на миг - и ты услышишь,
Как стонут камни, как провалы дышат,
Как в катакомбах молча умирает
Тот, кто свободу Керчи выбирает.
Тот, кто ушёл под землю не напрасно:
Чтоб Родина всегда была прекрасна,
Чтоб по утрам над ней, как знамя, ало,
В росе умыто, солнышко вставало,
Чтоб мать над колыбелью улыбалась,
Чтобы Отчизна вольной оставалась,
Чтобы фашизма зверского оскала
Земля родная никогда не знала,
Чтобы рейхстага мрачные руины
Он показать мог выросшему сыну,
Чтобы однажды, всей земли спаситель,
Он по Европе шёл как победитель.
Хранят преданья лабиринты, камни,
Горчат, как слёзы, дождевые капли,
И мы склоняем головы в печали
Пред теми, что уже легендой стали.
Но если вдруг и наш черед настанет,
Любой из нас на бой священный встанет!
Врага побьем, как прадеды и деды,
Достойные наследники Победы.

Зыкова Дарья, 8 класс

Герои Аджимушкая

Эти серые камни помнят,
Эти травы хранят дыханье
Тех, кто здесь умирал когда – то,
В катакомбах Аджимушкая.

Теплый ветер цветы ласкает,
Пахнет морем, нагретой галькой,
А они задыхались от газов,
И сгорали в дождях кислотных.

Под обрывом волна играет,
Над водою кружатся чайки,
А они умирали от жажды,
Собирая по капле влагу.

Продолжая сражаться насмерть,
Не сдаваясь врагу на милость,
Становились живой легендой,
Уходили навек в бессмертье.

В лабиринтах Аджимушкая
До сих пор нас встречают тени,
И стоит тишина такая,
Что слышны голоса погибших.

Я вернусь весной непременно
Вновь на керченский полуостров
Потому что болит ночами
И тревожит живая память,

Потому что здесь, у обрыва,
Мне навстречу встают рядами
Все герои Аджимушкая –
Монумент из любви и камня.

Значит, вечно встают в атаку
И готовы к последней битве
Батальоны Аджимушкая,
Если Родина вновь прикажет.

Илья Сельвинский, 1 - 12 ноября 1943 г.

Аджимушкайские каменоломни

Кто всхлипывает тут? Слеза мужская
Здесь может прозвучать кощунством.
Встать!
Страна велит нам почести воздать
Великим мертвецам Аджи-Мушкая.
Воспрянь же, в мертвый погруженный сон.
Подземной цитадели гарнизон!
Здесь был военный госпиталь. Сюда
Спустились пехотинцы в два ряда,
Прикрыв движенье армии из Крыма.
В пещерах этих ожидал их тлен.
Один бы шаг, одно движенье мимо
И пред тобой неведомое: плен!
Но, клятву всем дыханием запомня,
Бойцы, как в бой, ушли в каменоломни.
И вот они лежат по всем углам,
Где тьма нависла тяжело и хмуро,
Нет, не скелеты, а скорей скульптура,
С породой смешанная пополам.
Они белы, как гипс. Глухие своды
Их щедро осыпали в непогоды
Порошей своего известняка.
Порошу эту сырость закрепила,
И, наконец, как молот и зубило,
По ним прошло ваянье сквозняка.
Во мглистых коридорах подземелья
Белеют эти статуи Войны.
Вон, как ворота, встали валуны,
За ними чья-то маленькая келья
Здесь на опрятный автоматец свой
Осыпался костями часовой.
А в глубине кровать. Соломы пук.
Из-под соломы выбежала крыса.
Полуоткрытый полковой сундук.
Где сторублевок желтые огрызья,
И копотью свечи у потолка
Колонкою записанные числа,
И монумент хозяина полка
Окаменелый страж свой отчизны.
Товарищ! Кто ты? Может быть, с тобой
Сидели мы во фронтовой столовой?
Из блиндажа, не говоря ни слова,
Быть может, вместе наблюдали бой?
Скитались ли на Южном берегу,
О Маяковском споря до восхода,
И я с того печального похода
Твое рукопожатье берегу?
Вот здесь он жил. Вел записи потерь.
А хоронил чуть дальше - на погосте.
Оттуда в эту каменную дверь
Заглядывали черепные кости,
И, отрываясь от текущих дел,
Печально он в глазницы им глядел
И узнавал Алешу или Костю.
А делом у него была вода.
Воды в пещерах не было. По своду
Скоплялись капли, брезжа, как слюда,
И свято собирал он эту воду.
Часов по десять (падая без сил)
Сосал он камень, напоенный влагой,
И в полночь умирающим носил
Три четверти вот этой плоской фляги,
Вот так он жил полгода. Чем он жил?
Надеждой? Да. Конечно, и надеждой.
Но сквознячок у сердца ворошил
Какое-то письмо. И запах нежный
Пахнул на нас дыханием тепла:
Здесь клякса солнца пролита была.
И уж не оттого ли в самом деле
Края бумаги пеплом облетели?
"Папусенька! - лепечет письмецо.
Зачем ты нам так очень мало пишешь?
Пиши мне, миленький, большие. Слышишь?
А то возьму обижуся - и все!
Наташкин папа пишет аж из Сочи.
Ну, до свидания. Спокойной ночи"
"Родной мой! Этот почерк воробья
Тебе как будто незнаком? Вот то-то
(За этот год, что не было тебя,
Проведена немалая работа).
Ребенок прав. Я также бы просила
Писать побольше. Ну, хоть иногда...
Тебе бы это Родина простила.
Уж как-нибудь простила бы... Да-да!"
А он не слышит этих голосов.
Не вспомнит он Саратов или Нижний,
Средь хлопающих оживленных сов
Ушедший в камень. Белый. Неподвижный.
И все-таки коричневые орды
Не одолели стойкости его.
Как мощны плечи, поднятые гордо!
Какое в этом жесте торжество!
Недаром же, заметные едва
Средь жуткого учета провианта,
На камне нацарапаны слова
Слабеющими пальцами гиганта:
"Сегодня вел беседу у костра
О будущем падении Берлина"
Да! Твой боец у смертного одра
Держался не одною дисциплиной.
Но вот к тебе в подземное жилище
Уже плывут живые голоса,
И постигают все твое величье
Металлом заблиставшие глаза.
Исполнены священного волненья,
В тебе легенду видя пред собой,
Шеренгами проходят поколенья,
Идущие из подземелья - в бой!
И ты нас учишь доблести военной.
Любви к Советской Родине своей
Так показательно, так вдохновенно,
С такой бессмертной силою страстей,
Что, покидая известковый свод
И выступив кавалерийской лавой,
Мы будто слышим лозунг величавый:
"Во имя революции - вперед! "

Илья Сельвинский, ноябрь 1943г.

Страна велит нам почести воздать
Великим мертвецам Аджимушкая

Радио-sos-сообщение без перерывов
Криком о помощи: «Людям Советской страны!!!
Гибнем от голода, жажды, удушья и взрывов,
Но не сдаёмся! Отечеству свято верны!»

Аджимушкай. Дух священной борьбы не был сломлен.
Ночь подземелий хранит память павших солдат –
Воинов-призраков керченских каменоломен,
Следуя долгу, спустившихся в яростный ад.

Сорок второй. Двадцать пятое мая во мраке.
Тысячи душ под ударами вражеских бомб,
В смраде и ужасе яда немецкой атаки,
Кровью впитались в историю тех катакомб.

Голосом женственным через метровые толщи:
«Обречена цитадель на живой саркофаг.
И в подтверждение плена – смирения мощи,
Ждём на поверхности белый спасительный флаг».

К вене штыком! Легендарный приказ командира…
Краска нашлась… И увидел в смятении враг:
Из валунов, к свету, взвился над раненным миром
Неукротимый и грозно алеющий стяг.

Лицами в камень – ракушечник воздухом веет.
Губы сосут капли влаги с закопченных стен.
Газовый мор нагнетает отравленный веер.
Выжить! Готовыми к бою подняться с колен.

Факел надежды в сердцах, боль в измученных лёгких:
Будет разорвана Армией эта петля.
Радиограмма пронзила столетье эпохи,
Но не услышала зова Большая Земля.

Тут по весне обнажаются старые раны...
И величаво взирают скульптуры бойцов;
Рдеют в полыни победным салютом тюльпаны
В честь гарнизона ушедших во тьму мертвецов…

Галерея художника Николая Бутова
Русский советский художник, лауреат ряда государственных премий и
наград, один их ведущих мастеров Студии военных художников им. Б. М.
Грекова (Москва), Почетный гражданин города-героя Керчи.